Катарсис предутреннего костерка
Иногда нападает такое: что-то упустил в ушедшем времени – дне, году. Напрягаешь мозговые извилины, анализируешь, чуть ли не поминутно, пережитое. Потом осеняет: вовремя не взялся за то, что откладывал ранее как второстепенное. Немного отпускает, но червячок, что гложет, остается…
Бег времени делает нас всех заложниками некоего конвейера. Дом- работа-дом. На заднем плане остаются привычной декорацией лица родных. Которые, кажется, всегда будут с тобой. Потому и живем с ними в формате взятого еще с утра разгона. Чтобы вечером, дежурно, пообщаться накоротке с близкими за семейным столом. С очередным же днем все по новой…
Не знаю отчего - по сей день не могу забыть то утро. Прямо врезалось в память эдакой занозой. Заночевал, помнится, лет пятнадцать назад в недолгой поездке под деревенским кровом на фоне белорецких гор. С первым петухом, живущим за соседним плетнем, открыл глаза – сон, почему-то, ушел. Повертевшись под теплой периной, вышел на свежак. Из-за ближайшей сопки выкарабкивалось весеннее солнце, в низинах таял на глазах предутренний туман. Разжег костерок в огороде с краю, подвесил на прут чайник из дома с неостывшей за ночь печи, присел на пенек. И так хорошо мысли потекли! Про то, кто я сам, почему живу, перед кем в долгу, чем добрым могу запомниться тому, кого знаю…
Незримо сидели рядом родители, рановато ушедшие из моей жизни, сестра-труженица, неустанной пчелкой отрабатывающая свой хлеб детского врача. Вспоминались первые лепеты детей, их взгляды, полные доверия к твоей большой жизни. И сам, не замечающий, подчас, ауру родственной доброты, которая окружала тебя все это время. И стало не по себе в этой благоговейной тишине. Оттого, что не всегда был распахнут для ближних до конца, скуп на добрую улыбку и более долгий интерес к их сиюминутным настроениям. Прошел час-другой, деревушка начала просыпаться, я засобирался в тепло сонные дома. Нырнул под одеяло, тут же уснул умиротворенный. А поутру, встав со всеми, ощутил себя прежним: быстро принимающим решения, взведенным на продуманный еще накануне алгоритм дел… Утренний катарсис забылся быстро. Но, почему-то, много позже, прожитое начало вспоминаться чаще и чаще. Как минуты, когда никуда не хотелось спешить, быстро мыслить, куда-то и кому-то звонить, торопиться за убегающей хронологией дел. Которые никогда не заканчиваются днем нынешним….
Кто-то, прочитав все это, вправе спросить: о чем ты это, братец? Скажу честно: не знаю. И даже не хочу заниматься копанием в себе. Попросту пальцы, независимо от привычной логики рассуждений, начали искать на клавиатуре нужные буквы, словосочетания, речевые обороты. Одна сигарета. за другой, приглушенный звук телевизора с обязательными для самообразования новостями, тишина пустого дома. И я, весь там, в счастливом деревенском утре. Когда по-настоящему было покойно на душе, переживающей катарсис предутреннего костерка. В том состоянии, которого, чувствую, так не хватает мне порой в бешеном круговороте дел. С другой же стороны, возможно, в каждодневном нескончаемом забеге и кроется смысл моего душевного комфорта. По крайней мере, иным себя нынче не представляю. Но в том, что не случайно в закоулках сознания сохранилось воспоминание об умиротворенности памятного утра, в чем-то очень важного для меня, теперь почти не сомневаюсь. Только вот объяснить же сей факт не могу. Ни себе, ни, тем более, постороннему.
Бег времени делает нас всех заложниками некоего конвейера. Дом- работа-дом. На заднем плане остаются привычной декорацией лица родных. Которые, кажется, всегда будут с тобой. Потому и живем с ними в формате взятого еще с утра разгона. Чтобы вечером, дежурно, пообщаться накоротке с близкими за семейным столом. С очередным же днем все по новой…
Не знаю отчего - по сей день не могу забыть то утро. Прямо врезалось в память эдакой занозой. Заночевал, помнится, лет пятнадцать назад в недолгой поездке под деревенским кровом на фоне белорецких гор. С первым петухом, живущим за соседним плетнем, открыл глаза – сон, почему-то, ушел. Повертевшись под теплой периной, вышел на свежак. Из-за ближайшей сопки выкарабкивалось весеннее солнце, в низинах таял на глазах предутренний туман. Разжег костерок в огороде с краю, подвесил на прут чайник из дома с неостывшей за ночь печи, присел на пенек. И так хорошо мысли потекли! Про то, кто я сам, почему живу, перед кем в долгу, чем добрым могу запомниться тому, кого знаю…
Незримо сидели рядом родители, рановато ушедшие из моей жизни, сестра-труженица, неустанной пчелкой отрабатывающая свой хлеб детского врача. Вспоминались первые лепеты детей, их взгляды, полные доверия к твоей большой жизни. И сам, не замечающий, подчас, ауру родственной доброты, которая окружала тебя все это время. И стало не по себе в этой благоговейной тишине. Оттого, что не всегда был распахнут для ближних до конца, скуп на добрую улыбку и более долгий интерес к их сиюминутным настроениям. Прошел час-другой, деревушка начала просыпаться, я засобирался в тепло сонные дома. Нырнул под одеяло, тут же уснул умиротворенный. А поутру, встав со всеми, ощутил себя прежним: быстро принимающим решения, взведенным на продуманный еще накануне алгоритм дел… Утренний катарсис забылся быстро. Но, почему-то, много позже, прожитое начало вспоминаться чаще и чаще. Как минуты, когда никуда не хотелось спешить, быстро мыслить, куда-то и кому-то звонить, торопиться за убегающей хронологией дел. Которые никогда не заканчиваются днем нынешним….
Кто-то, прочитав все это, вправе спросить: о чем ты это, братец? Скажу честно: не знаю. И даже не хочу заниматься копанием в себе. Попросту пальцы, независимо от привычной логики рассуждений, начали искать на клавиатуре нужные буквы, словосочетания, речевые обороты. Одна сигарета. за другой, приглушенный звук телевизора с обязательными для самообразования новостями, тишина пустого дома. И я, весь там, в счастливом деревенском утре. Когда по-настоящему было покойно на душе, переживающей катарсис предутреннего костерка. В том состоянии, которого, чувствую, так не хватает мне порой в бешеном круговороте дел. С другой же стороны, возможно, в каждодневном нескончаемом забеге и кроется смысл моего душевного комфорта. По крайней мере, иным себя нынче не представляю. Но в том, что не случайно в закоулках сознания сохранилось воспоминание об умиротворенности памятного утра, в чем-то очень важного для меня, теперь почти не сомневаюсь. Только вот объяснить же сей факт не могу. Ни себе, ни, тем более, постороннему.
